Профессия Репортер

Мне нравится мысль, что хороший репортер должен быть как вампир - в зеркале не отражаться и тени не отбрасывать. Не суетиться перед камерами и не становиться информационным поводом.

Если на многолюдной улице можно раствориться, то на войне чужой, да еще и с камерой, очень заметен.

Когда россияне штурмовали Грозный, чеченские ополченцы в ожидании вражеской бронетехники прятались в подвалах домов вдоль улиц, по которым должны были пройти войска. Танки на узких улицах обречены на смерть.

На пустынной простреливаемой улице человек -- заметная мишень. Что думает снайпер, держа тебя на прицеле? Лазутчик, вынюхивающий расположение ополченцев? Дурак, зашедший на линию огня?

Камера и надписи «Пресса» на одежде -- единственная защита от выстрела.

В горячих точках к журналистам особое отношение. Их готовы убить. Или защитить -- иногда ценой своей жизни - и дать возможность рассказать миру правду.

Первая фраза - ключ, от которого зависит все.

Подойдя к укрытию, смотри, кто перед тобой. Первая фраза: «Салам Алейкум» -- да, именно так, а не «Здравствуйте» . Даже те, кто лежал, встали и ответили: «Ваалейкум Ассалам».

Вторая фраза: «Я украинский журналист». Представителем третьей стороны, не участвующей в конфликте, быть лучше всего.

Если не знаешь, что за люди с оружием перед тобой, ни в коем случае не надо здороваться. Сразу говорить: «Я журналист» или «Пресса» -- в зависимости от того, что понятней для жителей этого региона.

Мой знакомый Александр Климчук, грузинский фоторепортер, во время грузино-российской войны сопровождал американского журналиста по линии столкновения.

Проехали грузинской блокпост, отсняли, подъехали к другому блокпосту. Обычно машину останавливают в 30-50 метров от бетонных плит, перегораживающих дорогу.

Александр высунулся из машины и закричал:

-- Гамарджоба! (Грузинское приветствие).

В ответ по машине ударила автоматная очередь. Блокпост оказался осетинским.

Александр и его коллега Григол Чихладзе погибли на месте. Американец с переводчиком были ранены. Когда стреляющие поняли, что это журналисты, отвезли в больницу.

Во время Карабахского конфликта мой друг, великий журналист, азербайджанец Шах Айвазов, был схвачен азербайджанскими же ополченцами. Ему заявили, что он армянский лазутчик, и поставили к стенке.

Ни знание азербайджанского языка, ни журналистские удостоверения не помогали. Последним и самым действенным аргументом оказался его обрезанный член, которой он предъявил, стоя возле расстрельной стенки.

На русских блокпостах, как я убедился, кусок украинского сала был тогда лучшим пропуском.

В Секторе Газа (Палестинские территории) надо выглядеть западным журналистом, носить большое яркое удостоверение на груди. Это немного поможет в случае конфликта между палестинцами и израильскими военными. У израильтян хорошая оптика, и они видят, в кого стреляют.

А вот в Ираке или Афганистане наоборот. Восточный шарф и головной убор помогают не привлекать внимание, если за вами наблюдают издалека.

Мой британский коллега решил посмотреть знаменитый рынок в Багдаде. Он выглядел как военный в гражданке. Пуля вошла в его стриженный затылок.

В любой стране важно нанять знающего все и всех местного водителя, это 80 процентов успеха.

В Ираке и Афганистане необходимо нанимать охрану.

Легендарный журналист Юрий Козырев рассказывал, что у него была отдельная статья расходов - патроны для охраны.

В горячих точках киднепинг -- прибыльный бизнес, а журналист -- дорогой товар. Но далеко не всегда редакция готова платить за жизнь своего журналиста. Так вышло с Владимиром Яцыной, 51-летним фотожурналистом ИТАР-ТАСС. Он был захвачен бандитами в Чечне. Агентство отказалось платить. В плену у него отказали ноги. Его застрелили, просто не желая с ним возиться.

Когда начались захваты администраций на востоке Украины, самую большую опасность для журналиста с киевской пропиской представляли бабушки. Они кидались на журналиста, требуя документы: не сотрудник ли ты киевской хунты, а особенно 5-го канала. Если ты вызывал подозрение, они криком подзывали вооруженных людей, которые волокли журналиста на допрос.

Я человек толерантный, но нигде больше я так не ненавидел бабушек, как на Донбассе. От них хорошо помогает удостоверение любого Московского издания, а русский паспорт -- пропуск в рай.

Возле захваченного сепарами отделения милиции в Слявянске местные жители, особенно старички, кидались на незнакомые лица журналистов как хорошо дрессированные собаки, считая каждого незнакомца украинским спецназовцем, сброшенным с вертолета.

СЛАВЯНСК.

Надо помнить, что никто не хочет, чтобы его снимали, если он делает что-то противозаконное.

Не надо держать камеру постоянно перед лицом и много снимать. Важно это делать в решающий момент, когда эмоции на пике и никому нет до тебя дела.

Когда сепары штурмовали Горловское отделение милиции, у моего британского коллеги силой отобрали камеру, а его самого, так сказать, арестовали только потому, что он выделялся на фоне остальных - на его голове была кевларовая каска.

ГОРЛОВКА.

Я снимал весь этот штурм с первой минуты до последней.

Тогдашний начальник горловской (а теперь киевской) милиции Андрей Крищенко должен быть вечным должником тому усатому человеку, который чудом сдержал натиск толпы, не дав проткнуть его арматурой.

Агрессивная толпа -- страшное явление. Журналист ни в коем случае не должен высказывать свои предпочтения или вмешиваться в событие. Если уж вмешался, это должно быть осознанным решением.

Снимая столкновения в Киеве возле Кабмина в 2013 (тогда еще не было погибших) я увидел, как молодая девушка светила лазерной указкой в глаза солдатикам, блокирующим проход. Лазер сжигает сетчатку.

Я сделал ей замечание:

- Девушка, что вы делаете, они ведь ослепнут.

Толпа взвыла: ах сука, ты на их стороне! Ко мне бросились, пытаясь сорвать с забора. Только всплеск очередной драки переключил их на милицию.

Штурм с экскаватором на Банковой 1 декабря 2013 года. Как много раз виденное кино, снимал я это столкновение. Милиция именно так отрабатывала на полигоне беспорядки. Я видел подобную тренировку Беркута, поэтому знал, как будут избивать срочников, стоящих в первом ряду, и что и как будет дальше.

В подобных ситуациях лучшая точка -- это верхняя точка. Поэтому я вскарабкался на высокие ворота.

Романтик и журналист, замечательный человек Юрий Бутусов стал между солдатами и провокаторами. Самая большая ошибка во время беспорядков -- оказаться между молотом и наковальней. Что-то снять очень сложно, а вот стать пострадавшим -- запросто.

Юра сделал осознанный выбор. Он решил, что если сказать, что нельзя бить цепью по голове лежащего солдата, негодяи прекратят избиение. Он не знал, что использовалась отработанная схема -- так и хотели организаторы столкновения.

В итоге Бутусов оказался в нейрохирургии с травмой головы. Могло быть гораздо хуже.

Иногда меня спрашивают, на чьей я стороне, почему не бегаю с камнем наперевес, как журналистка Татьяна Черновол, и не стучу им по головам солдат?

Мой ответ уходит в прошлое. Во время первой чеченской войны, идя по центральной улице Грозного, которая носила имя Ленина, и наблюдая, как брошенные домашние собаки объедают мертвые тела на улицах, я увидел движение в одном из домов.

Подошел к подъезду 9-этажного дома, стал спускаться в подвал. Тяжелый влажный воздух выдавал присутствие людей. Темно, спрашиваю: есть кто-нибудь?

И тут темнота взорвалась криками, зажглись лучины, и я увидел подвал, набитый людьми. В основном старики, женщины, дети. Подвал кричал: спасите! помогите!

У них не было ни еды, ни сил и средств выйти из города.

Но я не мог им помочь. Все, что я мог сделать, -- СФОТОГРАФИРОВАТЬ. Вот с этим и живу.