У меня СПИД...
Смогу ли я сейчас вспомнить, откуда у меня СПИД? Наверное нет, несмотря на то, что я знаю о нем все
Я не знаю как долго, наверное лет десять, может больше. Мне кажется, всегда… Я часто задаю себе один и тот же вопрос: откуда у меня, у девушки из приличной семьи может быть СПИД?
Я никогда не употребляла наркотики. Так случилось, может просто повезло, может мне просто было не надо. У меня нет татуировок. Не то чтобы я их никогда не хотела, но они навсегда, а я не люблю когда навсегда и без вариантов.
Да, у меня проколоты уши, но какова вероятность подхватить ВИЧ в 15 лет, делая одну за другой дырки в ушах, чтобы потом никогда не носить в этих ушах серьги?
Стоматолог? Возможно, но маловероятно…
Я всегда думаю о том, что это секс, и всегда верю в то, что это был какой-то особенный, важный секс в моей жизни, иначе просто обидно.
Много, очень много историй в моей голове, историй, которые изменили меня, сделали меня толерантнее к тем, кто болен и нетерпимее к тем, кто отказывает им в помощи.
Смогу ли я сейчас вспомнить, откуда у меня СПИД? Наверное нет, несмотря на то, что я знаю о нем все. Я знаю о том, как он попадает в кровь, как он начинает захватывать организм, какие препараты могут ему противостоять, и как можно отследить в крови следы их борьбы с вирусом. Я знаю о нем все, все, кроме того, когда он убьет нас. Этого не знает никто.
Никто из моих друзей, у которых ВИЧ, никто из их хороших и не очень хороших врачей, никто из самых лучших ученых на этой планете, и даже самых крутых экстрасенсов не знают, когда этот вирус убьет нас. Поэтому я просто продолжаю жить, с одной только разницей, что на моих часах стоит таймер, и я не знаю когда он сработает, но слышу тиканье часов громче, чем другие.
Иногда я спрашиваю себя – что изменил ВИЧ в моей жизни? Ведь по сути я просто узнала о том, что в моем организме сидит убийца, который ждет удобного случая, чтобы прервать мою жизнь. Это ничего не меняет, так как просто отражает суть нашей жизни. Мы все умрем.
Я часто задаю этот вопрос своим друзьям, которые живут с вирусом в крови. И слушая их, я понимаю, как много изменил диагноз в их жизни. Вот, например, Дима. Единственное, что его спасло – это диагноз ВИЧ. Если бы тогда не было того кабинета, тех долгих ступенек и того приговора врача: «Вы умрете», не было бы Димы сейчас. Просто не было. Была бы история парня, который умер от передоза или где-то в тюрьме.
И Ромы не было бы. Ромы, который столько раз балансировал между жизнью и смертью. С 10-летним стажем употребления наркотиков, с тонной ширки, прошедшей через его вены, без шанса получить работу, в полной безысходности. Его спас только диагноз. ВИЧ-инфекция стала обратной точкой отсчета, потому что смерть стала слишком реальной, с конкретными датами и понятным сценарием. А сейчас у Ромы семья, ребенок, прекрасная работа, которая дает ему возможность вытаскивать десятки человек в год с того света.
Вот, например, Дима. Единственное, что его спасло – это диагноз ВИЧ. Если бы тогда не было того кабинета, тех долгих ступенек и того приговора врача: «Вы умрете», не было бы Димы сейчас.
Иногда я вспоминаю девушку из Одессы, которой ошибочно поставили диагноз ВИЧ. Ее переломы, поиски нового смысла, отказ от наркотиков и другая жизнь активиста. Когда диагноз оказался ошибкой, она отказывалась в это верить, объясняя врачам, что ВИЧ – это и есть ее жизнь теперь, то, что дает ей силы жить и работать.
А еще Марина, с которой мы говорили когда-то перед эфиром на М1. Она рассказывала о том, как все изменилось после того, как она поняла, что в ее крови смертельный вирус, о новой жизни и преодолениях. Я помню, как долго она рассказывала о том, как много изменила справка «ВИЧ-плюс» в ее жизни. А потом она вдруг сказала мне очень тихо: «И все равно я каждый день засыпаю с верой в то, что завтра, или через месяц, или через год обязательно изобретут вакцину от СПИДа». Потом она замолчала на какое-то время, и еще тише добавила: «Надеюсь, я доживу до этого дня» .
Много, очень много историй в моей голове, историй, которые изменили меня, сделали меня толерантнее к тем, кто болен и нетерпимее к тем, кто отказывает им в помощи. Я очень хочу рассказать эти истории, истории, которые вдохновили меня на все то, что произошло со мной за последние десять лет. Наверное, пора выпустить эти истории из памяти. Истории о людях, чью жизнь изменил диагноз ВИЧ.
Поэтому не важно, что написано в справке: плюс или минус, так как СПИД – огромная часть моей жизни, и я не знаю как долго, наверное лет десять, может больше. Мне кажется, всегда.
Я знаю, как трудно каждый раз дается очередное признание своего диагноза. Всегда миллион вопросов: от меня отвернуться? расскажут всем? я потеряю работу? друзей? любимого человека? или меня начнут жалеть? со мной начнут говорить как с больным, умирающим и опасным членом общества?
Мне кажется, признания, которых сотни в жизни человека с ВИЧ, - самые сложные. И, конечно, мне оно далось намного проще, так как меня от людей с ВИЧ отделяет результат анализа. Он у меня отрицательный.
Но в обществе, где каждый сотый живет с ВИЧ, нет людей, которые могут сказать, что они здоровы только потому, что сегодня их анализ на ВИЧ отрицательный.
Поэтому не важно, что написано в справке: плюс или минус, так как СПИД – огромная часть моей жизни, и я не знаю как долго, наверное лет десять, может больше. Мне кажется, всегда.
Забыть нельзя помнить
Если долго работать в благотворительности, у тебя появится свое собственное кладбище. Кладбище людей, которых ты не смог спасти.
Конференция, которой не должно быть
И пусть я знаю о СПИДе все, тот день, когда моя работа потеряет смысл, будет одним из самых счастливых дней моей жизни