Тем, кто хоронит шансы выжить

Когда я познакомилась с первым в моей жизни человеком с диагнозом ВИЧ, я познакомилась с человеком, который был почти обречен. И не потому, что не было лечения, потому, что его не было здесь.

Потому что десять тысяч долларов в год на пациента - это дорого, потому что людей с ВИЧ тогда ставили в самый конец очереди после пенсионеров с их аспирином и чиновников с их давлением, потому что не было врачей, которые понимали все о лечении и были бы готовы лечить тех, кто не принесет в конверте благодарность. 

Но когда я смотрела на людей, у которых ВИЧ, я не видела отчаяния, я видела надежду. Они верили, что еще немного, и как-то цены на дорогущие препараты упадут, еще пару лет, и врачи научатся, а если дотянуть лет десять, то непременно появится вакцина или еще что-то революционное. Я помню как мы сидели с девушкой Мариной, и она мне сказала: "Знаешь, я часто мечтаю, что вот я проснусь однажды - и пойму, что здорова. Что больше нет вируса в крови, что все прошло"

Я смотрела на мечтательницу с большими глазами, и надеялась хотя бы на то, что в Украине станут доступны препараты всем, кто в них нуждается. Очень надеялась, что однажды не надо будет больше крошить таблетку, чтобы разделить ее на несколько детских доз, что когда-нибудь больше никогда не надо будет скармливать пациентам просроченные препараты, потому что у друзей из фарм компаний других бесплатно для нас просто нет, что никогда больше не надо будет с какой-нибудь конференции по СПИДу тащить баночки с чужими фамилиями кому-то в Украине. 

Сегодня лечение одного пациента может стоить всего 250 долларов в год благодаря тому, что в мире стали доступны генерические препараты. И с таким лечением живут украинские пациенты уже больше 10 лет. Люди перестали умирать только благодаря тому, что за деньги на одного пациента, стало возможно лечить 40 человек.   

Когда сегодня я вижу истерики на тему "дайте нам оригинальные препараты, так как от генериков мы все умрем", мне очень хочется сказать всем, что умирают не от лечения, а от его отсутствия. И когда ты житель страны, которая раз в 10 лет переживает революцию и кризис, ты должен хотя бы приблизительно представлять, что государство должно тебе, а что ты должен государству.

А теперь представьте себе на секунду, что на окраине города рядом с бедненькой, но чистенькой пятиэтажкой вдруг начинает парковаться Бентли. Это вопиющие несоответствие немедленно привлечет к себе чуткое внимание местных жителей той самой пятиэтажки. В результате коллективного мозгового штурма в лидеры смогут выйти только два варианта: Машка с первого этажа все-таки нашла богатого любовника-бандита или Иван со второго этажа, что работает в каком-то министерстве, - все-таки коррупционер и взяточник. И если в момент этих интереснейших баталий выйдет Иван и скажет, что Бентли ему выдало государство, чтобы ездить на работу, ему никто не поверит, и возможно даже физически выразит свое недоверие. Так как для передвижения от дома до работы хватит четыре колеса от Таврии, а в странах с глубоким кризисом государство выдает только ремни, и только для того, чтобы затянуть пояса потуже.

Так вот, оригинальные препараты стоимостью пару тысяч за упаковку за деньги гос. бюджета в стране, где кризис и война - это Бентли рядом с пятиэтажкой. Их аналоги, которые дешевле в 10 раз и делают тоже самое - это Таврия. Хотим ли мы все Бентли? Конечно, да! Может ли страна, в которой не хватает на пенсии и учебники, позволить себе Бентли? Конечно, нет!

У нас есть выбор - лечить оригинальными препаратами 5 человек или аналогами 500. Я предпочитаю лечить 500, так как не знаю как из 500 одинаково больных пациентов можно выбрать 5 очень, очень больных. Поэтому выход один – обеспечить лечением тех, кто в нем нуждается. А если не устраивает таблетка или ее происхождение - работать, чтобы оплатить себе то лечение, которое хочется. И если из режима требования все перейдут в режим действия, однажды Украина сможет купить Бентли в таблетках всем, кто в этом нуждается. И может быть даже мы до этого доживем.